Существовать без денег и не пропитаться ароматами помойки в современном рыночном мире практически невозможно. Мы сжились с деньгами, смирились с их незаменимостью, свыклись с удобствами, которые деньги дают при покупках, платежах, подсчёте выгоды, росте капитала. Ах, если бы всё ограничилось одной только этой привычкой, только этими удобствами! Но, увы, нынешняя “цивилизация рынка” докатилась до того, что деньги для неё стали практически единственным мерилом ценности. Беда в том, что они обладают свойством ликвидности, за счёт которой любые другие свойства и качества окружающего мира да и самих людей деньги сводят к так называемым “количественным эквивалентам”, к абстрактным наборам цифр – единичек и ноликов, к ничто, собственно говоря.

“Приемлемое качество за умеренную цену!” – мерцает во вселенски-либеральной ночи неоновая надпись над вратами “рая для потребителей”. Человеку предписано смириться с тем, что качество его жизни должно быть всего лишь “приемлемым”, а цена её – “умеренной”. В идеале вообще, видимо, равной нулю. И ведь уже никому не бросается в глаза ужасающее ничтожество приемлемо-умеренной жизни, сведённой к чисто количественным эквивалентам.

Запад, это ты распахнул заветные врата земного “рая для потребителей”. А сидит-то за ними Мамона! Сидит на царском троне и, жмурясь лукаво от блеска золота, манит к себе всё новых и новых верноподданных, манит высоким уровнем жизни, суля “неземное блаженство” тем, у кого деньги есть. Но что это такое – уровень жизни? Не количество ли кругов земного ада, пройденных в гонке со временем, которая для большинства потребителей давно уже стала гонкой на выживание? Гонкой ради количества – денег, процентов, потребностей, развлечений, новых возможностей, перспектив, миражей, линий горизонта…

“Количество” – слово русское, слово непростое: образовано оно, согласно словарю В.И.Даля, из наречия “коли”, означающего, с одной стороны, “сколь, сколько, колико”, а с другой – “когда, в какую пору, в какое время”. Это значит, что с точки зрения морфологии время и количество связаны напрямую, и дальше, вроде бы, остаётся сделать всего несколько логических выводов, чтобы вслед за автором “Скромного исследования о природе и необходимости бумажных денег” Бенджамином Франклином признать тождество: “время есть деньги”. Однако прежде, чем ставить такой знак равенства, надо оговориться, какое конкретно время и какие именно деньги имеются в виду: ведь после появления бумажных дензнаков, а на Западе это произошло около 300 лет тому назад, качество денежного обращения да и самих денег стало принципиально другим, причём и историческое время тогда заметно ускорило свой бег, то есть вместе с деньгами время тоже поменяло своё качество.

Интересно, что переход в денежном обороте на бумажные носители странным образом совпал с началом борьбы за независимость и последующим становлением Соединённых Штатов Америки. Во всём этом Франклин (1706-1790) принимал самое деятельное участие и даже заслужил титул отца-основателя США. В своей типографии он одним из первых в истории Нового Света напечатал государственные денежные знаки, эскизы которых сделал тоже сам. Кстати, за Океаном Франклин оказался потому, что был вынужден сбежать от британского правосудия: иначе он гарантированно снискал бы себе славу Джека-Потрошителя – столь тёмными и страшными делами промышлял он у себя на родине. Но впрочем, это дела минувшие. Время же не стоит на месте: сегодня повсюду в ходу электронные деньги, которые Франклину и не снились, кругом внедрены безбумажные технологии и тайминг сейчас такой, что не успеваешь оглянуться, как пролетает целый год, а качество окружающего мира меняется прямо на глазах и далеко не в лучшую сторону – всё стремительно деградирует.

Слово “качество” (вариация латинского qualitat) имеет древнегерманские корни и происходит от quelle – “источник, фонтан”. Оно соотносится с истоковой, внутренней, сокровенной сутью того, кто данным качеством наделён и в силу этого является самим собой, а не кем-то или чем-то ещё, таким качеством не обладающим. Будучи сущностно внутренним, качество может до поры до времени не обнаруживать себя вовне, однако рано или поздно оно обязано выйти наружу, чтобы начать фонтанировать и раскрыться в полную силу – иначе никакое это не качество, не quelle, не источник, не фонтан.

Истоковость качества предопределяет “текучесть”, нефиксированность вида и формы его обладателя, что в какой-то мере проясняет природу метаморфоз, которые способно претерпевать каждое наделённое качествами существо, обнаруживая сначала внутри себя самого и затем раскрывая вовне иные формы и способы собственного бытия. Потому-то, кстати, и время в разные эпохи может течь по-разному: быстро-медленно, линейно-циклически, дискретно-непрерывно, вперёд-назад. Потому-то и деньги могут иметь совершенно особое качество – сакральное, а не мирское.

Появление денег в виде монет история западноевропейской цивилизации датирует VII веком до Рождества Христова. Поначалу – это известно доподлинно – чеканка монет велась при храмах, а прерогатива их выпуска как священных символов принадлежала жрецам. И только потом, спустя столетия, монетные дворы перешли под контроль мирских владык – герцогов, королей, императоров, которых прельщала не столько священная символика монет, сколько практическая ценность денег и власть над людьми, которую имеют деньги.

В Риме – а речь у нас пойдёт именно о нём – самые первые монеты чеканились из меди – широкодоступного и недорогого металла. Людям нынешнего Железного Века, последнего в истории человечества, медь напоминала о благодатном, но – увы – минувшем Бронзовом Веке, который в свою очередь пришёл на смену Веку Серебряному, наступившему после Золотого. Вот почему дешёвая медь, а не дорогое серебро или золото. Много позже, когда первоначальная сакральная идея была позабыта, появились сперва серебряные, а потом и золотые монеты. И если первые всё-таки ещё имели определённый религиозный смысл, вторые были ценны именно содержанием в них драгметалла. Мирское золото лишило старые символы былой магической оперативности, и это ознаменовало закат античной традиции, хронологическую точку в истории которой поставило падение Западной Римской Империи в 476 году нашей эры. На смену Античности пришло Средневековье, и люди получили новую оперативную символику – христианскую. Первый (западный) Рим уступил место второму Риму (восточному) – православной Византии, и на целую тысячу лет византийская роскошь затмила прежнюю римскую расточительность. Царившее тогда изобилие и не снилось современному человечеству, которое вынуждено экономить буквально на всём, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Да вот только концы всё равно почему-то не сходятся... Почему?

Слово “экономия” современными людьми воспринимается как синоним материальной бережливости, скопидомства, расчётливости. Однако первоначально оно имело другой смысл. В лексикон понятие oikonomia, сделав его производным от oikox (“дом, домашнее хозяйство”) и nomox (“закон”), ввёл греческий писатель и историк Ксенофонт. Так он назвал искусство управления домашним хозяйством или, говоря по-русски, домострой. Аристотель, развивая вслед за Ксенофонтом учение об экономии, рассматривал её как естественный порядок жизни и подчёркивал, что главная цель такого порядка состоит в созидании общественных благ и условий для всеобщего процветания, для развития ремёсел, наук и искусств, для удовлетворения потребностей, как каждого конкретного человека, так и всего народа и государства в целом. При этом в качестве первостепенной задачи экономии оба античных мыслителя определяли сбережение физических сил и сокращение рабочего времени человека, дабы тот был максимально свободен для совершения работы духовной. Древнегреческие философы, в отличие от современных многомудрых экономистов, исходили из того экзистенциального факта, что человек, просто по определению, не ограничен совокупностью одних только материальных потребностей и должен расти духовно.

Экономии Аристотель противопоставлял хрематистику – умение наживать богатство (от греч. crhmata – “имущество, владение, богатство”). “В хрематистике, - писал Аристотель, - никогда не бывает предела в достижении цели, а целью здесь оказывается богатство и обладание деньгами. Напротив, в области, относящейся к экономии, а не к хрематистике, предел имеется, так как целью экономии служит не накопление денег. Вместе с тем ясно, что всякого рода богатство должно бы иметь свой предел, но в действительности, мы видим, происходит противоположное: все занимающиеся денежными оборотами стремятся увеличить количество денег до бесконечности”. Хрематистика ведется не ради духовного роста и даже не ради потребления как такового, а исключительно для накопления богатства, причём при полном небрежении общественными интересами. Единственной целью хрематистика имеет личное материальное обогащение, стяжательство, корысть, и вся её дурная, противоестественная бесконечность зиждется на том принципе, что нельзя тратить больше, чем получаешь. Тратить надо меньше, проповедуют хрематитесы; хозяйственная деятельность должна быть приходной, а не расходной; занимаясь стяжанием богатства, экономить надо абсолютно на всём; расточительность, пусть даже в малом, недопустима и предосудительна; нажива любым доступным способом – похвальна, целесообразна и заведомо оправдана.

Это в наши дни экономисты-хрематитесы правят миром. Во времена же Аристотеля общество брезговало этими экономическими безумцами и социальными паразитами, каковыми хрематитесы являются по преимуществу. Даже чернь ощущала своё превосходство над ними, потому что крестьяне, ремесленники и рабы, в отличие от хрематитесов, ни на ком не паразитировали, а занимались созидательным трудом и обеспечивали всеобщее материальное благосостояние. Угнетённым классом чернь себя тогда тоже не считала: ведь язык не повернётся говорить об “угнетении”, когда в обществе царит естественный экономический порядок! Крестьяне, ремесленники и рабы работают физически, элита работает духовно. А хрематитесы? Хрематитесы являются проводниками противоестественного экономического порядка, и поэтому именно они ответственны за все те социальные язвы рабовладельческого строя, из-за которых его осуждают многочисленные гуманисты, так и не удосужившиеся задуматься об истинной причине бесконечных социально-экономических бед, что преследуют человечество на протяжении всего Железного Века.

Экономическая жизнь любого общества – древнего или современного, без разницы – определяется действием трёх сил. Прежде всего, это духовная, руководящая и направляющая сила аристократии. В материальном отношении она имеет опору на вторую силу – созидательную силу черни (однако последняя становится разрушительной, если только удаётся вывести её из подчинения аристократии). Третья сила – сила хрематитесов, социальных паразитов и стяжателей, высасывающих из общества все соки и ни на что другое не пригодных.

Чернь составляют в основном производители за исключением жидкой прослойки люмпенов, либо окончательно деградировавших, либо, наоборот, любой ценой стремящихся выбиться “в люди”, стать “средним классом”, классом потребителей и стяжателей, как бы тот ни назывался в конкретную историческую эпоху.

Аристократия противостоит и люмпенам, и хрематитесам, ни тех, ни других не считая за людей. В отличие от них, душа подлинного аристократа светла, благородна, широка, щедра и... расточительна. В этом аристократ подобен Солнцу – главному расточителю Вселенной, одаряющему мир своей энергией, теплом и светом. Полноценная аристократия формирует, направляет и одухотворяет жизнь общества, привносит в неё высший смысл и целесообразность. Одним только этим аристократия целиком и полностью оправдывает своё господствующее общественное положение и священное право щедро расточать вокруг себя материальные блага, производимые чернью, чтобы ни в коем случае не оставался “прибавочный продукт”, а вместе с ним не возникали бы капиталистические производственные отношения и дух наживы оставался уделом лишь немногих безумцев-хрематитесов.

Другим священным делом аристократии является защита отечества: в античные времена войну вели свободные воины, прошедшие особую инициацию. Это был сугубо патрицианский, закрытый и привилегированный военно-политический орден, имевший родоплеменные истоки и особое сакральное значение. Никаких “рядовых солдат” в войске не было. Ни плебс, ни рабы не рекрутировались и жизнью на войне не рисковали, но зато своим повседневным тягловым трудом на плантациях и в мастерских они оплачивали ратный труд, подвиги и победы военной аристократии. Показательно, что латинское слово “солдат” (soldatus) начало приживаться лишь с упадком античной традиции. Оно служило для обозначения “низшего воинскиго чина, получающего жалование” и происходило от названия золотой монеты solidus, которую начали чеканить незадолго до падения Западной Римской Империи, в её последние времена – те самые, когда “Воин уступает место негоцианту” (Евгений Головин).

Но всё равно высшим идеалом Античности, а затем и Средневековья была не экономическая целесообразность, как это имеет место быть сейчас, но “покоящаяся в себе и из зерна своего существа восходящая к совершенству отдельная душа” (Вернер Зомбарт).

Совершенная душа, рождённая из зерна своего существа...

В Европе правящей элите, в общем и целом, удалось сохранить благородство вплоть до Нового Времени, точнее до начала широкого распространения капиталистического духа. Черту под европейским элитаризмом подвела волна буржуазных революций: родовая аристократия пала, чернь раскрепостилась, традиционное общество рухнуло, а возникшее на этих обломках третье сословие торгашей, банкиров и экономистов-хрематитесов восторжествовало победу над естественным экономическим порядком. Власть денег стала абсолютной, и хрематистика породила экономику – науку о рациональном использовании ограниченных ресурсов (земля, труд, капитал, предпринимательские способности) с целью наживать богатство и увеличивать капитал до бесконечности.

Расточительность была объявлена вне закона.

Выдающийся немецкий социолог и экономист Вернер Зомбарт как-то подсчитал, что до Нового Времени в Европе никогда не жило больше 130 миллионов человек одновременно. Благодаря такой невысокой численности народонаселения и щедрости европейской природы с её ровным и мягким климатом всем всего хватало с избытком, и никто ничего ни на чём не экономил. Земля, леса, поля, реки, горы, камни, рыбы, звери, птицы, люди, духи, боги были связанны общностью судьбы и территории в единый гармоничный живой организм – греческий, римский, германский, славянский. В старые добрые времена число праздников в году было огромным: везде люди славили богов, радовались жизни, любили и умели веселиться, гулять, пировать, и, главное, они совместно проедали и пропивали все излишки урожая, дабы те ни в коем случае не перешли на следующий год – иначе нового урожая не будет, ибо боги отвернутся от людей, не сумевших распорядиться их щедрыми дарами столь же щедро и расточительно. С точки зрения современной экономики, это есть тягчайшее преступление, так как расточается прибавочный продукт и, значит, не останется прибыли! Но за прибылью-то раньше никто и не гнался, за исключением хрематитесов, хотя о богатстве мечтали, конечно же, многие. Однако стяжать его хотели не трудом, но как-то иначе. “Среди войны, резни и убийств стремятся нажить богатство” (Марциан) или же рассчитывают на наследство, надеются отыскать клад, мечтают изготовить золото в алхимической лаборатории. Может быть, как-то ещё, за счёт какого-нибудь другого волшебного или преступного способа хотят разбогатеть, но ни в коем случае не праведным методичным трудом, который доставляет всего лишь пропитание и к богатству не ведёт.

Словом, уж если кому-то и дано разбогатеть, так только либо преступнику, либо тому, кто станет свидетелем чуда и на него вдруг почему-то сам по себе прольётся золотой дождь. Ну, а поскольку в современном рационалистическом обществе победившей хрематистики чудес не бывает, остаются преступления и к ним в придачу параноидально-количественная реальность, в которой хрематитесы даже время сумели сделать деньгами.

“О ужасный хохот золота”. Эта метафора Георга Тракля объясняет многие странности нынешней жизни. В том числе и так называемый чёрный юмор – явление сугубо современное, прежде никогда не существовавшее и довольно жуткое, если вдуматься. Жуткое уже хотя бы потому, что в чёрной магии самые чудовищные потусторонние сущности вызываются именно хохотом. Современный человек хохочет по-чёрному, чтобы заглушить в себе экономический страх. Он боится лишиться денег, потерять работу, обанкротиться, обнищать, стать маргиналом, закончить жизнь на помойке. Страх Божий забыт, поэтому жить сейчас действительно очень страшно: человеческая жизнь не стоит ровным счётом ничего, и только деньги имеют цену. Имеют!

Считается, что деньги были всегда. С той, правда, оговоркой, что поначалу – пока не появились чеканные монеты – их роль играли какие-то особые раковины, жемчужины, соль, шкуры, скот, украшения, кольца, драгоценные камни, золото, серебро и всё такое прочее. Это “открыли” и “доказали” учёные, которые по одному единственному черепку, случайно попавшему к ним в руки, ловко воссоздают картину жизни любой давным-давно исчезнувшей цивилизации. Но поймите: “естественнонаучные” реконструкции ничего не доказывают, потому что строятся на воззрениях и ментальных комплексах, продуцируемых рыночной хрематической “цивилизацией” Запада: сугубо современные и никогда прежде не существовавшие взгляды неправомочно переносятся на давно минувшие эпохи, когда и в помине не было никакого индивидуализма, рационализма, методизма, математического ноля, пространственно-временной бесконечности.

Бредовые “реконструкции”, заполонившие школьные учебники и академические монографии, научные и художественные издания, документальное и игровое кино, сфальсифицировали историю человечества тотально – от и до. В результате слишком многие прописные истины на поверку оказываются заведомой ложью. Есть, например, широко пропагандируемое научным сообществом мнение, что задолго до монет роль денег у разных народов мира играли некоторые камни, особенно с круглым отверстием посередине. Да, действительно, в истории человечества случалось, что такие камни служили деньгами, но происходило это лишь после того, как иссякала традиция их использования в священных или магических целях. А поскольку люди всё ещё продолжали помнить об их былой ценности, ставшие отныне магически бесполезными камни претерпевали метаморфозу и превращались в деньги, реализуя иной способ собственного бытия. Ведь, как очень точно заметил Мирча Элиаде, “камень прежде всего есть”.

В “Трактате по истории религий” у этого замечательного автора камням посвящена отдельная глава, в которой объясняется природа их сакральности. Твёрдый, жёсткий, непроницаемый и постоянный камень открывает человеку “нечто, превосходящее случайность и ненадёжность человеческого удела, а именно абсолютный способ бытия… Люди поклонялись камням лишь постольку, поскольку камни представляли не самих себя, а нечто иное. Они почитали камни или пользовались ими как орудиями духовного воздействия, как средоточиями энергии, особой силы, призванной защитить их самих или их мертвецов… Большинство камней, имевших культовое значение, применялось в качестве инструментов: они служили для того, чтобы нечто получить, чего-то достигнуть или гарантировать обладание достигнутым. Их роль была скорее магической, нежели собственно религиозной. Наделённые благодаря своему происхождению или форме известными сакральными качествами, камни использовались, а не служили предметом поклонения”.

Совершенно аналогично обстоит дело и с раковинами, которые тоже начинали играть роль денег лишь после того, как была утрачена традиция использования их магической силы. “Двустворки, морские раковины, улитки, жемчужницы, - пишет Элиаде в известном эссе о магико-религиозной символике, - представляют равный интерес как с точки зрения акватической космологии, так и сексуальной символики. Все они причастны величественным таинствам, связанным с Водой, Луной и женщиной; кроме того, в силу различных причин они являются эмблемами этих сил: неоспоримо сходство между морской раковиной и женскими детородными органами, тесная взаимосвязь существует между устрицами, водами и луной; наконец, бросается в глаза гинекологическая и эмбриологическая символика жемчужины, зародившейся в раковине-жемчужнице… Морские раковины и двустворки оказываются причастными к магическим свойствам женской матки. В них проявляются и действуют творческие силы, брызжущие, подобно неиссякаемому источнику, из всякой эмблемы женского начала. Носимые на теле в качестве амулета или украшения, морские раковины и жемчужины насыщают женщину энергией плодородия, заодно оберегая ее от тёмных сил и порчи”. После этих слов понятно, почему у многих островных и африканских народов к жениху традиционно предъявлялось требование предоставить в качестве подарка или выкупа за невесту определённый набор раковин или жемчужин. Такого рода выкуп преследовал чисто магические цели и изначально к деньгам никакого отношения не имел.

Повторим ещё раз: камни, раковины, жемчуг, равно как и все прочие предметы, наделённые магической силой или трансцендентным символизмом, превращаются в деньги не раньше, чем искажается или предаётся забвению их религиозно-магическое и, шире, метафизическое значение. Переставая служить символами иного, они приобретают ценность мирскую, количественную. В один – отнюдь не прекрасный – момент по числу монет или камней с “дырками”, количеству жемчужин или раковин особой формы начинают судить о земном богатстве их обладателя: чем больше количество, тем человек богаче. И не важно уже, что он не знает, как воспользоваться волшебными качествами принадлежащих ему предметов; зато можно их исчислить и назначить цену обмена – сто жемчужин за быка, тридцать сребреников за Христа.

Казалось бы, Священная история должна многому нас научить, “но мы живем в бескрылое время и ступаем, крадучись, в чёрном “пространстве без птиц” (Рембо), опутанные сатанинскими орхидеями, завороженные свинцовым стуком монет, которые катятся в чёрную дыру”. Когда Евгений Головин – мастер метафоры и непревзойденный знаток герметического искусства – говорит о свинцовом стуке монет, в глубине души проскакивает искра и вспыхивает, начиная робко теплиться, огонёк надежды: быть может, ещё не всё потеряно, ведь самое ценное золото на свете – это золото алхимическое, золото из свинца!

Произнося сегодня слово “монета”, мы совсем не думаем о богине, при храме которой на Капитолийском холме в Риме был открыт первый в истории западноевропейской цивилизации монетный двор. Её имя – Юнона Монета (Juno Moneta), то есть Юнона увещевающая, предупреждающая, предостерегающая. Считалось, что каждая женщина имеет свою Юнону, как каждый мужчина своего Гения, и звонкие медяки, что чеканились при её храме, служили для их счастливых обладательниц явным знаком покровительства со стороны Юноны – богини женщин вообще и женской производительной силы в частности. Благоволение Юноны, подтверждённое обладанием монетой, гарантировало женщине счастливый брак, последующее материнство и лёгкие роды. Но о чём же предупреждала богиня, вручая избраннице свой звонкий священный знак? Не об опасностях ли хрематистики и коррозии монет, а также камней, раковин и других магических предметов, способных становиться деньгами и начинающих плодить после этого немеренное количество стяжателей-недочеловеков, лишь внешне похожих на людей?

Женское – это лунное начало, тусклое, поглощающее, впитывающее, захватывающее, ассимилирующее. В отличие от него, мужское начало – солнечное, сияющее, лучащееся, одаряющее, щедрое. Так не женщины ли в ответе за то, что на Земле восторжествовал дух наживы, а Воин уступил место негоцианту? Или тут есть и вина мужчин, не устоявших перед женской магией денег, магией “бабок”, и забывших, как это чудесно –быть расточительными?

Задавшись этими вопросами, самое время вспомнить о Янусе – боге Неба и Солнечного Света, жрецом которого был rex sacrorum (“царь священнодействий”), верховный жрец Рима. Храм Януса, Templum Iani, был воздвигнут в северной части Форума и представлял собой две крытые медью арки, установленные друг против друга и соединённые боковыми стенами. В центре храма возвышалась статуя двуликого бога. Храм Януса стоял закрытым во время мира, но когда начиналась война, двери распахивались и воины, пройдя сквозь двойную арку, уходили на Север. Для героев, павших в бою, эта дорога становилась дорогой богов, по которой они вступали в вечность, и тогда им открывался третий, незримый физическими очами, лик Януса – Господина Вечности, владеющего ключами от небесных врат избавления. Те же, кто выходил из битвы живым, с триумфом вновь следовали через двойную арку Templum Iani, но уже с противоположной стороны, и получалось, что воины-победители возвращались домой путем своих героических предков, пришедших в Рим с Севера. В этом “военном” смысле, Янус – бог мужчин-воинов, причём бог сугубо римский, не ведомый ни эллинам, ни иудеям.

По легенде, для римлян Янус отлил из меди первый прямоугольный слиток с многозначительно-божественным названием асс (As). На одной стороне он выбил свой божественный двойной бородатый профиль, на другой – изображение быка. Впоследствии асс стал первой римской “деньгой”, но первоначально слитки из дешевой и широкодоступной меди – её тогда было больше, чем железа, и обрабатывалась она легче – служили мерой веса, которая в Древнем Риме как раз и была равна одному ассу. То есть асс был скорее гирей, чем монетой! Причем гирей достаточно тяжёлой, весившей больше 300 грамм.

Интересно, что в то время, когда в Риме ещё только начали появляться первые прямоугольные медные ассы, соседняя Греция уже несколько веков кряду чеканила круглые монеты из электрона – сплава золота и серебра, солнечного (мужского) и лунного (женского) металлов. В отличие от римских, греческие монеты, таким образом, имели ценность одновременно и материальную (за счёт наличия в них драгметаллов), и магическую (как символ совершенства андрогинного существа, преодолевшего разделенность полов и ставшего целостным, электронным). А что же медные римские ассы? Каким магическим свойством обладали они? Евгений Головин подсказывает ответ: “если медь соответствует Афродите, то сын Афродиты – Эрос, соответствует тёмному демону, который живет в меди. То же самое со всяким другим металлом. Всякая материя обладает тёмным демоном. Как говорил Понзаний: “Во влажной глубине Земли живет Зевс-Арканус или Зевс-дитя”. Это имеет прямое отношение к специфической женской магии. В каждой женщине живет тёмный фаллический демон”. Афродита – греческая богиня любви и красоты, но имя её имеет негреческое происхождение. В Риме аналогичную роль играла Венера, сыном которой, рождённым от смертного, был Эней – родоначальник римлян, и поэтому отношение к меди, таинственно связанной с Венерой, в Риме было священным: римлянам медь представлялась божественным женским металлом – светлым и тёплым, словно материнские руки Венеры. Но ведь в меди заключён тёмный фаллический демон, способный бросить вызов мужскому началу, если ему удастся вырваться на свободу! Чтобы не допустить этого и не дать женской магии “бабок” завладеть миром, ассы из меди делались нарочито массивными, угловатыми, тяжёлыми и символически фиксировались, запечатывались двойным мужским ликом Януса. Таким образом, асс, в отличие от круглых изящных монет – это мужская деньга по существу. Деньга, которой можно убить, если зажать её в кулак и стукнуть врага как следует. Женщинам с такой деньгой не справиться, потому что не женского ума это дело – деньги считать.

А римлянам в ту пору считать деньги было ой как нелегко! При расчётах они чаще всего оперировали не количеством монет, а их суммарным весом. Те же греческие деньги из дорогущего электрона взвешивались и тем самым очищались от “ужасного хохота золота”, освящались и допускались к обращению при помощи римских ассов из дешёвой меди.

Бухгалтерский учёт в Древнем Риме вёлся из рук вон плохо: попробуйте -ка сами перемножить 300 на 65, когда множители записаны римскими цифрами в виде CCC и LXV, и тут же поймёте причину затруднений. Арабские цифры пришли на смену римским лишь в XIII веке нашей эры! Последовавший вслед за этим переход на десятичную систему счисления вызвал небывалый подъём коммерции, так как хрематитесам оказалось доступно знание основ эффективного бухгалтерского счёта, прежде хранившееся жрецами и тайными аристократическими орденами в строжайшем секрете и до этого момента широкой огласке не предававшееся.

Впервые публично основы коммерческой калькуляции были описаны в 1202 году флорентийцем Леонардо Лизано в сочинении “Liber Abbaci”, в “Книге Счёта”. Тут-то, кстати, и надо искать этимологические корни слова “либерализм”. К Свободе, к Libertas, либерализм никакого отношения не имеет! Либерализм есть несвобода, а либералы – не кто иные как книжники-экономисты, фарисеи-счетоводы, либеры-абачи...

О либерализме впервые заговорили схоластики: основной экономической добродетелью у них являлась разумная экономия, одинаково далёкая от двух греховных, с их точки зрения, крайностей – скупости и расточительности. Такую разумную экономию они называли словом liberalitas, понимая под этим упорядочивание прихода и расхода, то есть правильную и разумную бухгалтерию домашнего хозяйства.

Выход в свет “Либер Аббачи” стал поворотным событием в ходе европейской истории: перед Западом открылась перспектива непрерывно-безграничного экономического роста, и Запад не устоял перед этим параноическим (от para noya, “через разум”) соблазном: он принял культ Золотого Тельца. Появление в 1615 году счётной машины ознаменовало ещё одну веху в истории заката западной цивилизации, а переход на двоичную систему и изобретение в 1969 году микропроцессора вообще поставили на ней жирный крест – у примитивной цифровой “цивилизации ноликов и единичек” будущего нет. В этом смысле представляется весьма символичным, что самые первые монеты в Европе были из электрона и ультра-современные деньги тоже получили название “электронных”: цикл, как видно, замкнулся, змей таки ухватил свой хвост. Это значит, что крах западной “цивилизации потребления” неизбежен, и произойдёт он, очевидно, одновременно с крахом системы электронных расчётов, когда нынешнее и кажущееся баснословным богатство Запада в одночасье обернётся его тотальной нищетой.

Денег на Земле когда-то не было. Когда-то их снова не будет. Ну, а когда конкретно это случится, знает Двуликий Янус – бог времени, бог всех начал, бог всех входов и выходов.

У Януса особая ладья, которая может плыть в двух направлениях – вперёд и назад. На медных круглых ассах с профилем двуликого бога с обратной стороны обычно изображалась половина этой ладьи, которая как бы выплывает из невидимого мира в мир видимый и при этом движется слева направо над словом ROMA, Рим. Но возможно и другое прочтение символа: ладья Януса плывёт справа налево – из видимого мира в невидимый, а надпись на монете читается как AMOR, то есть Любовь!

Бог есть Любовь.

Культ Януса был всегда элитарным и, несмотря на центральное значение этого двуликого бога для Рима, популярным среди плебса, рабов и тем более хрематитесов он не был никогда. Янус – верховный бог римских жрецов и военной аристократии, бог римской элиты, которая верила не только в божественность Януса, но и в своё собственное божественное происхождение, так как вела его от богини любви Венеры (через Энея) и бога войны Марса (через Ромула). Любовь и Война – вот из чего соткана судьба подлинного аристократа! Любовь и Война – два пути к Бессмертию, две дороги, которые сходятся в Вечности.

Забвение римлянами своей традиции привело к плачевному результату: Рим пал. Но прежде в тень отошёл Янус, он перестал восприниматься как бог богов и бог Солнечного Света. Януса затмил Юпитер со своей супругой Юноной, и с этого момента оперативное знание о недвойственности божественного и человеческого – знание, которое раскрывалось в мистерии Януса, стало теперь не просто тайным, но практически недоступным. Не удивительно, что после этого божественная статуя Януса была утрачена, а вместо неё в Templum Iani установили трофейную стутую Гермеса, одна голова которого была мужской, другая – женской. И никого не смутила подмена, хотя теперь это была совсем другая мистерия, связанная с мужским и женским началами, двойственность которых преодолевается в фигуре Гермеса-андрогина. Женщины некогда патриархального Рима чутко отфиксировали произошедшую перемену и всё настойчивее принялись заявлять о своих равных правах с мужчинами. Показательно, что первые римские монеты из серебра – как лунного и специфически женского – металла были отчеканены при храме Юноны Монеты. Каждой женщине положено иметь свою персональную Юнону? Нет проблем, лунных монет хватит на всех! А они такие красивые, изящные, кругленькие, гладенькие, серебристые, звонкие – чудо, просто прелесть! Женские деньги, одним словом…

Когда значение Януса для Рима начало забываться, на изображениях двуликого бога – для напоминания о тайне – стали появляться римские цифры CCC (на правой руке, в которой Янус держит жезл) и LXV (на левой руке с двумя ключами). CCC и LXV в сумме дают 300 + 65 = 365 – число дней в году, тем самым указывая, что Янус – божество годового цикла. Но не только. В центре числа LXV, как видим, стоит X – равносторонний (“андреевский”) Крест. Если разделить этот Крест горизонтальной линией пополам, получатся две цифры V (пять), одна из которых перевернута. Соответственно и обозначаемое Крестом число 10 при делении на два даёт 5. Если же теперь взять равносторонний Крест в его классическом виде (одна образующая Крест линия вертикальная, другая горизонтальная) и также разделить пополам, но на этот раз диагональным сечением, в результате получаются две L (пятьдесят), одна из них перевернута. Таким образом, X порождает V и L, “десятка” порождает число “пять” и число “пятьдесят”, задавая децимальные пропорции: 10=50:5=5х2, в основе которых лежит способ счёта по десяти пальцам обеих рук и, в частности, построенная на этом десятичная система счисления.

Но ведь римские цифры – это ещё и буквы. Причем буква L в классическом латинском алфавите идет 11-й по счёту, а всего этот алфавит состоит из 21 буквы, и получается, что до L в нем ровно 10 знаков и после L тоже ровно 10 знаков. Это значит, что буква L (а Эль – это одно из библейских имен Бога!) занимает в алфавите строго срединное место и особым образом соотносится с числом “десять”, обозначаемым Крестом или буквой X – последней, двадцать первой буквой классического латинского алфавита. Двадцатая буква этого алфавита – V, обозначающая число пять, одновременно служит для изображения пятой гласной. (Впоследствии для неё ввели букву U и сделали это не иначе как под воздействием магии бабок...)

Таким образом получается, что число LXV, которым отмечена левая рука Януса, держащая два ключа мудрости – золотой и серебряный, великих и малых мистерий, жреческой и царской власти – так вот это число LXV имеет в центре Крест, порождено Крестом, несет на себе печать имени Бога и, в добавок ко всему, содержит принцип десятичного счёта. Более того, если расставить в алфавитном порядке образующие его буквы, получится слово LVX, то есть Свет, а Янус как раз и является богом Солнечного Света!

Два ключа в левой руке Януса и третий атрибут власти – царский жезл – в его правой руке. Двойной видимый лик Януса и третий невидимый. Два числа, изображённые на руках, и каждое составлено из трёх букв. Янус двойственен и троичен одновременно, в троичности раскрывая посвящённым тайну “недвойственности двух порядков – божественного и человеческого, двух побегов единого корня, каковым является бог, хотя они и различны своими ликами” (Гвидо де Джорджио).

В гематрии слова или выражения, обладающие одинаковой численной величиной, как известно, разделяют также и одинаковое символическое значение. С этой точки зрения, римское число ССС соответствует еврейской букве “шин” и греческой букве “тау”, числовые значения которых также равны 300. При этом “шин” – единственная из всех еврейских букв, имеющая три вертикальные элемента, причём гематрия соотносит её с Духом Божьим, “Руах Элохим”, так как сумма числовых значений букв и здесь равна 300. А с греческой буквой “тау” (Т) ещё интереснее: будучи трехконечной, она составлена из двух линий – вертикальной и горизонтальной, сочетая в себе двойственность и троичность одновременно, а по слову архимандрита Гавриила, зафиксированному в Руководстве по литургике (Тверь, 1886, стр. 344), “число 300, выражаемое по-гречески чрез букву Т, служило также со врёмен Апостольских для обозначения креста”!

Тут, собственно, пора ставить точку. IANVS – этим именем сказано всё. Мы живём в подлунном мире, женская магия которого слегка оживляет суетливые тени потребителей, снующих там и сям в поисках денег и удовольствий. И при этом они ещё нагло мнят себя человеками!

Два Рима пали, так и не сумев разглядеть тайный третий лик Януса или же забыв про него, а четвёртому не бывать. Но Третий Рим стоит: “вся христианские царства приидоша в конец и снидошася в едино царство нашего Государя, по пророческим книгам, то есть Ромейское царство. Два убо Рим падоши, а третий стоит, а четвёртому не быти”, - стучит в сердцах верных откровение учительного старца Псковского Елеазарова монастыря Филофея.

“Твое христианское царство инем не останется”, - предрек старец Филофей Великому Князю Московскому Василию Третьему. Так всё и сталося.

Русь. Святая Русь. Российская Империя. Советский Союз. Россия.

Третий Рим. Translatio Imperii и Светлая Солнечная мужская воля над темной женской “мажи нуар”. Русская Воля, способная преодолеть двойственность Востока и Запада.

Триумфальное ROMA, осознанное и воплощённое в Православном Третьем Риме как божественное AMOR.

И не надо нам никаких мирских денег. У нас есть всё

-----
Алексей Невский
журнал "Мракобесъ"
http://www.kraizemli.narod.ru/moneta.html